Александр Милкус в будущем российском космическом корабле "Орел".
Фото: Личный архив
- ... Слушай, я посмотрел видеопоздравление с орбиты, космонавты тебя называют Александром Борисовичем. У меня сразу такая мысль – когда вот ты, как простой журналист, бродишь по коридорам «Комсомолки», тебя Сашей называть по-прежнему или тоже, как космонавты называют, - Александром Борисовичем?
- Странные ты вещи спрашиваешь… Молодежь обращается по отчеству, да. А на радио, да, там молодая команда, обращается по отчеству… А мы, старослужащие с тобой…
- Ну ладно, хорошо. Вот ты в начале 90-х был собкором по югу Украины и Молдавии, насколько мне помнится.
- Да.
- Как тебя занесло на космические орбиты? Как ты стал вдруг корреспондентом космическим именно?
- Меня утвердили в 1991 году и я пять лет проработал на юге. Были сложные эти годы – это и война в Приднестровье, и Лебедь… тогда мы с ним общались очень много, и довольно доверительно. Для меня это был шок. Я родился в Одессе, мы ездили в Тирасполь, в Молдавию, в Кишинев, на уик-энд, как теперь бы сказали, за книжками, которые там выпускались, за мебелью… И для меня эта война была шоком. Потому что с одной стороны наши, с другой стороны наши. И когда вывозят людей, раненых и убитых, на бронетранспортерах, ты это видишь…
- Я помню твои публикации.
- 150 тысяч был тираж «Комсомольской правды» в начале 90-х годов в Одесской области. Мы все время чего-то придумывали для «Комсомолки». В Одессе самые протяженные в мире подземные катакомбы – больше трех тысяч километров запутанных путей. Для толстушки я с друзьями спелеологами и специалистами по подземным катакомбам организовали переход. Неизведанным путем прошли из села под Одессой, в центр города, эксперимент - как контрабандисты могли и партизаны ходить, под землей. Открыли там новую карстовую пещеру, назвали ее «Комсомольская правда».
- Так. И космос…
- А в 1996 году меня перевели на этаж, тогда у нас была история – собкоров, которые себя проявили, приглашали в Москву, для прохождения службы уже в центральном аппарате… Я переехал и первое время мы выпускали журнал «Весь компьютерный мир». Кстати, это первый отечественный компьютерный журнал был, а не купленный бренд…
- А «Компьюттера», Саш?
- Это не наш журнал. А потом, к сожалению, умер у нас Валентин Каркавцев, который был собкором по космосу. Трагическая смерть была. Он как раз сменил Ярослава Кирилловича Голованова, и я пришел к главному редактору Сунгоркину и говорю – давайте я буду?
- …ты изменил сейчас орбиту, хуже стало слышно…
- Придвинулся в микрофону…
Я в детстве собирал вырезки про космос, про космонавтов, в комнатке моей на Пушкинской улице я натянул леску по периметру и повесил портреты космонавтов. Поэтому когда Сунгоркин согласился назначить меня космическим, мне было очень просто, потому что, когда я приезжал в Звездный городок, я уже знал всех космонавтов по имени-отчеству, и сколько у них полетов. Таким образом я оказался в 1997 году космическим журналистом. И боевое крещение я получил практически сразу же, потому что тогда произошло самое трагическое событие, наверное, в истории российской космонавтики. Грузовой «Прогресс» пробил один из модулей станции «Мир», произошла утечка и нужно было срочно эвакуироваться или спасать станцию. Я тогда ночевал в Центре управления полетами, передавал репортажи, комментарии и в общем влился в эту работу…
- Можешь прямо сейчас скороговоркой от Юрия Гагарина до Терешковой всех космонавтов перечислить? По порядку?
- Легко. Гагарин, Титов, Попович, Николаев, Быковский, Терешкова. Я, кстати, со всеми из них был знаком. Только сейчас Валентина Терешкова жива, но я застал и остальных великих из первой шестерки. Брал интервью и у Германа Степановича Титова…
Александр Милкус с дважды Героем СССР, летчиком-космонавтом Алексеем Архиповичем Леоновым.
Фото: Личный Архив
- И у Гагарина?
- Нет, у Гагарина, конечно, нет, но я много общался с людьми, которые исследовали гибель Гагарина и я даже успел поговорить с Арсением Дмитриевичем Мироновым, последним живым членом комиссии по расследованию причин гибели Гагарина. Он ушел в прошлом году, ему было больше 100 лет. Фантастический человек, был начальником летного-исследовательского института имени Громова, потрясающая память… Мы говорили о тех вещах, которые тогда в 60-е, не были публичными.
- То есть, Милкус – это Ярослав Голованов сегодня, правильно?
- Нет, ни в коем случае.
- Почему?
- Ярослав Кириллович занимался много лет космосом, это его была тема. Он закончил Бауманский институт, он был инженером. Он фантастически талантливый человек, он написал много книжек про космос. Я писал только репортажи и я даже не могу сравниться ни по стилю, ни по погруженности в предмет с Ярославом Кирилловичем.
- А я просто помню твой репортаж лет 20 назад, в «Комсомолке» и фотографию – Милкус в невесомости.
- Да, да…
- Ты что, в космос собирался действительно? Тебя испытывали уже… и ты плывешь… расскажи, ты всерьез собирался полететь?
- Программа, когда журналистов собрались отправлять в космос, в концу 90-х была забыта. Никто из отобранных журналистов так и не полетел.
Так что я всерьез не собирался лететь, тогда уже было понятно, что это больших денег стоит. Но посмотреть, как ребят готовят – да. Я напросился в самолет-лабораторию, и два раза я летал на невесомость вместе с новым набором космонавтов. Сейчас это все очень известные космонавты, многие по нескольку раз слетали, депутатами стали и т.д.
Участники эксперимента SFINKSS-99.
Фото: Личный архив
В невесомости...
Фото: Личный архив
Но тогда я новый набор не знал. Мы сидим, самолет уже приземляется, после режимов в невесомости, и Федя Юрчихин, у которого сейчас пять полетов, великий человек, ко мне подходит и говорит – а ты кто такой? Я говорю – журналист. А мы, говорит, с ребятами поспорили – когда тебя привяжут к матам? Там история такая. Очень часто на невесомости мутит. Потому что сначала невесомость, потом перегрузка, потом опять невесомость, потом перегрузка. Новичков отрубает, а внизу в салоне самолета постелены маты. И вот тех, кого мутит, их веревками привязывают к этим матам, чтобы они уже не болтались в салоне до приземления. Мы, говорит Федор, с ребятами поспорили, когда тебя привяжут к матам, потому что длинные и худые – а я тогда был длинный и худой – очень быстро выворачивает наизнанку и с ними лучше не возиться. А я отлетал все режимы и нормально. Потому уже ко мне было уважительное отношение – выдержал…
- А сколько ты в невесомости в общей сложности провел?
- В общей сложности? Сейчас посчитаю. 10 горок по 25 – это 250… 500 секунд.
- Это в минутах и в часах сколько?
- На 60 надо поделить… почти 10 минут.
- Вот если бы ты в космос полетел, допустим, ты бы долетел от Москвы и до …
- Ну, за 10 минут… куда-нибудь от Калининграда до Москвы…
Но на самом деле я медкомиссию-то прошел…
- Куда?
- Не в отряд космонавтов, а в испытатели института медико-биологических проблем. Там же и космонавтов проверяют. И стал ненадолго испытателем.
- И чего испытывал?
- Международную космическую станцию. Она тогда только начинала летать. И на земле проводили эксперимент – как будут складываться отношения на орбите представителей разных стран. Они взяли немца, японца, канадку, ну и наших врачей, космонавтов, и посадили в макет станции. Надолго – на восемь месяцев. А мы втроем изображали экипаж посещения. У них отношения сложились, а мы вроде как эти отношения должны были разрушить. Психологи за нами с помощью камер наблюдали.
Но на самом деле отношения были замечательные. И я даже написал заявление с просьбой оставить в основном экипаже. Но не оставили…
"Зенитовский старт" на Байконуре.
Фото: Личный архив
- Слушай, классно. А вот мы вспомнили «Весь компьютерный мир» - ты, правда, встречался со Стивом Джобсом?
- Не могу сказать, что я встречался… Конечно, я пытался у него взять интервью, но это было невозможно. Но я был на второй презентации iPhone. Единственный журналист от России. Чуть ли не первым заскочил в зал конгресс-центра в Сан-Франциско. Довольно близко сидел. А потом я еще раз был, когда представляли первый MacBook Air.
Удивительное событие. Сейчас представление всех компьютерных новинок проходит в стиле Стива Джобс. Это черная водолазка, джинсы Levi’s 501, кроссовки New Balance. Я потом узнал, что этот образ известный японский дизайнер Иссей Мияки специально ему разрабатывал. А я думал –простой парень… А у него, оказывается, в гардеробе было целое собрание черных водолазок и кроссовок New Balance.
- Александр Борисович, у вас же звание профессора, да?
- Нет, я не профессор.
- А мне сказали… значит, будешь. Александр Борисович, ты председатель Общественного совета министерства просвещения…
- Не совсем так. Есть Большой Общественный совет министерства просвещения, я раньше был членом Общественного совета министерства образования и науки, которое разъделили на два министерства…
- Ну, ты тут не при чем, да?
- Я не при чем. В общем, сейчас у меня небольшой рабочий совет. Если мы в большом Общественном совете обсуждали какие-то глобальные вещи – федеральные стандарты, например, то сейчас это очень конкретное дело – у нас Общественный совет по независимой оценке качества условий образовательной деятельности. То есть определяем компании, которые проверяют, насколько удобно учиться в образовательных учреждениях – в детских садах, в школах… А потом обсуждаем как и где нужно поправить, кому помочь…
- Да, да. А вот как ты совмещаешь такие две темы – космонавтику и образование?
- Честно говоря. сложно. Потому что сейчас я еще и заведующий проектно-учебной лаборатории медиакоммуникаций в образовании Высшей школы экономики. У нас там много проектов. Недавно закончили четырехсерийный документальный фильм «Свободная школа», в котором мы попытались разобраться как советская система образования трансформировалась в российскую – что происходило со школами и вузами последние сорок лет. Сейчас заканчиваю книжку про этот период. Она уникальна в том, что здесь я собрал все ключевые документы, которыми определялись перемены в образовании с 1984 года по 2012. Для учителей – очень поучительное будет чтение.
Вручение медали им. академика О.Газенко в ИМБП.
Фото: Личный архив
И я стараюсь активно работать в «КП» по теме образования, потому что сейчас многие изменения происходят, и так как я 20 лет занимаюсь еще образовательной политикой, я считаю, что моя задача разъяснять людям процессы, которые происходят. Сейчас выходит интервью, комментарии, с министрами, с их заместителями. Весь этот переход на дистант, новые сроки ЕГЭ, организация летнего отдыха…
- Прежде всего, в «Комсомольской правде»…
- Не прежде всего, а именно в «Комсомолке». И, конечно, на космос остается меньше времени. Ну, это такая вот любовь и боль…
- То есть, космос потерял от того, что…
- Ну, космос не то, чтобы потерял. Все-таки космос делают другие люди – космонавты, инженеры, рабочие. Но я еще и член Общественного совета госкорпорации Роскосмос, стараюсь и там успевать… Космос –святое дело… У меня много друзей в космической отрасли и сейчас, когда в связи со стартом корабля Илона Маска, начались издевательские публикации, что мы мол все проиграли, что мы безвозвратно отстали, мне больно…
- Но ты не паникуешь, как я понял?
- Я не паникую, мне обидно. Тысячи людей работают в отрасли, и много молодежи. Космос – это романтическая отрасль, и там люди вкалывают не только за зарплаты, есть желание двигать космонавтику дальше. Я бываю на предприятиях космических как член Общественного совета, я вижу много молодых ребят. И я понимаю, как им обидно сейчас читать публикации, мнения каких-то людей, которые себя возомнили экспертами, о том, что мы все потеряли …
- Я понял. Извини, что перебиваю, а пока не забыл. Правда, что ты в Музей космонавтики отдал бесплатно, безвозмездно много космических экспонатов? Вот там лунный камень…
- Да ну лунный камень я не отдавал, к сожалению, у меня его не было.
- Сколько экспонатов ты отдал?
- Наверное, самое ценное, которое у меня было и то - это спасательный жилет со знаменитого космического корабля, я имею в виду морского – был у нас такой плавучий ЦУП – удивительное судно «Космонавт Юрий Гагарин», построенный в конце 60-х годов. После развала СССР он остался в Одессе, и в общем-то Украина его отправила на металлолом. А я был последним гражданским, который был на его борту и взял на память то, что мог унести. Я думаю, и сейчас ему равных бы не было. Когда был природный коллапс и 100-тысячный город Ильичевск остался без света – к стенке встал «Космонавт Юрий Гагарин», включил генератор и дал городу свет.
Интересно, что когда я музею передавал жилет, тогда же передавал свои раритеты Федор Юрчихин. И выяснилось, что он был начальником смены на «Юрии Гагарине», когда тот ходил в свой последний космический поход.
Может быть в память об этом корабле и своем черноморском детстве я еще сейчас занимаюсь организацией Ассоциации плавучих университетов России – чтобы на наших научных судах выходили в плавание и студенты вузов, чтобы почувствовали реальный вкус работы, связанной с морем или с крупной рекой. Плавучий университет – это и практика, и учеба – во время такого рейса студентам читают лекции, обсуждаются будущие научные работы.
В прошлом году я ходил в Арктику вместе с ребятами Арктического плавучего университета, организованного Северным Арктическим федеральным университетом и Росгидромет. Очень хотелось бы на всех морях и крупных реках России организовать такие университеты, используя опыт САФУ. Мы это сейчас обсуждаем с Минобрнауки.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Почему Россия до сих пор не построила новый космический корабль
Александр Милкус рассказывает печальную историю про метания отечественной космонавтики (подробности)